Тихонов Н.

Черт

I
Тогда еще кругом шла первая мировая война. Много нужно было для конницы лошадей, и доставали их отовсюду: покупали у крестьян, на ярмарках, забирали без денег, привозили издалека, из степей, - от башкир и туркмен.
Пригнали раз в полк свежих лошадей, поставили на плацу распределить, какую куда. Белые лошади шли драгунам, черные и желтые - гусарам, серые - пограничникам, а лошади в пятнах и никакого цвета-в обоз, возить двуколки и телеги с имуществом.
Пришел на плац толстый офицер, нарядный, с золотым карандашиком, чтобы распоряжаться.
Пришел прыщавый писарь с табуреткой, чтобы разложить бумаги.
Стали водить лошадей мимо них.
Каждую лошадь вел новобранец. Лошади дрожат: иные от любопытства, иные от испуга, иные просто от злости. Новобранцы дрожат тоже: первый раз лошадей ведут перед начальством.
Остановят лошадь против офицера, скомандуют ей: смирно! А офицер и не смотрит. Он сделает рукой знак: следующую! И ждет.
Писарю же приходится очень жарко. Он должен записать, куда лошадь идет, и тут же имя ей придумать. А лошадей больше сотни в партии, и все имена должны начинаться на букву "ч".
В том году был заведен такой порядок: старые лошади, кадровые, все на букву "а", резервные, из запаса, - на "о", а молодые, новенькие, - на "ч".
Писарю беда. Он и трех слов на "ч" не знает. Поэтому носит он с собой старый, потрепанный словарь. Раскроет его и набирает подряд: "Чаша, Челябинск, Чечевица, Чечетка, Чирий". Лошадей ведут быстро - только успевай выбирать.
А лошадям наплевать, как их называют. Они носятся, фыркают, прядают ушами и очень недовольны, что их водят взад и вперед. Упарился писарь совсем, фуражка его съехала набок, пот вытирать некогда, карандаш сломался - смена не приходит, а в это время подводят замечательного коня.
Конь весь белый, волос лоснится, глаза смуглые, поступь гордая, уши стоят. Он мундштук покусывает и гривой трясет.
Взглянул писарь в словарь - еще больше вспотел. Кто-то взял и вырвал из словаря страниц десять. Ни одного слова на "ч" больше нет. Дальше уже на "ш" пошло. Что тут делать?
А конь на месте не стоит. Трясет новобранца во все стороны. Растерялся писарь, офицер на него строго глядит - почему задержка, а писарь имя придумывает, не может придумать никак - не идут имена в голову.
Ждал, ждал конь да как рванет новобранца, как даст задними ногами по табуретке, упала табуретка, бумаги рассыпались, подбежали старые солдаты, взяли коня, а он все волнуется.
- Вот черт! - закричал писарь и со злобы взял и записал коня Чертом.

II
Пришли на другой день в конюшню новобранцы. Новобранцы службы не знают; лошади тоже не знают, чего от них хотят. Люди лошадей боятся - иные только у извозчиков их и видели; лошади от людей ворочаются, ногами бьют.
Начали новобранцы седлать их. Кто приглядел накануне лошадь потише, тот бежит к ней. А тихие лошади и есть самые ядовитые.
К Черту же подступа вовсе нет. И с одного бока, и с другого заходил к нему солдат с седлом - никак седла на спину не накинуть.
Заплакал новобранец от обиды, но тут увидел его горе старый драгун. Кликнул он еще народу, и впятером кое-как оседлали. Один за голову держал, другой за хвост, прижав его к стенке, один за одну ногу, другой за другую, а пятый седло подтягивал.
Как повел Черта новобранец из конюшни, старый драгун сказал ему вслед:
- Я не я, пропадешь ты с ним, парень!
Вышел Черт в поле - хорошо кругом, зелено, ветру много; пошел он в ряды, порядка не нарушает.
Вахмистр, старая казарменная крыса, велит садиться на коней. Сели новобранцы. Кони не умеют ни стоять, ни ходить по-военному. А Черт как пошел крутить по полю - боком, боком, - понесся в сторону, обскакал всех, только пыль встает.
Новобранец вцепился в седло и ничего не понимает от страха. Вахмистр кричит ему вслед:
- Ноги из стремян вынь, ноги вынь, дрянь паршивая! Не хватайся за луку - лучше вались прямо, не смей за луку хвататься! Убью!..
Новобранец не слушает. Ветер свистит в ушах, несет его Черт неизвестно куда. Мчал, мчал да как остановится враз точно вкопанный - солдат с него кувырком, как заяц, вниз головой, и покатился по полю.
-- Эх, репу копает, дрянь паршивая! - закричал вахмистр. - Что стоишь дураком, пойди лови коня. Кто тебе ловить его будет?
А Черт уже пасется мирно, щиплет траву, очень доволен собой. Подошел к нему, хромая, солдат, протянул руку - Черт отскочил на сажень и опять траву щиплет.
Хохочут все вокруг. Солдат снова к Черту. Черт снова от него.
- Что ты стал в пятнашки играть? - закричал вахмистр. - Дать ему три наряда!
Прыгнул солдат последний раз, схватил за повод, хочет садиться - не дает конь садиться. Солдат ногу в стремя, а конь его за ногу. Заплакал опять солдат от обиды, но тут езда кончилась, и повели лошадей в конюшню.

III
Каждый день ездят новобранцы, и каждый день с Чертом тревога: не хочет никому подчиняться конь, да и только. Хитрит так, что сразу и не догадаешься, в чем хитрость. Дает седло нацепить, подпруги затянуть - новобранец рад. Выйдут в поле, только солдат ногу в стремя - и вместе с седлом летит под брюхо к Черту, а Черт ударит его ногой и бежит в сторону.
В чем дело? Оказывается, как седло накинут на него, он надует живот, как шар, подпруги затянут по животу, а потом он живот втянет обратно - седло и висит, как на палке.
Был среди новобранцев один жокейский ученик, Кормяк. Был он упрям сам, как лошадь, и крепок.
Сел он на Черта, проехал круг, два - ничего. Шатал, шатал его Черт - видит, парень держится. Тогда Черт рванулся вперед и укусил соседа выше хвоста, тот жеребец следующего ухватил зубами, другой - еще дальше, - вмиг все жеребцы друг друга перекусали, бьют ногами, кричат! Поднялся такой шум, что вахмистр завопил тоже:
- Что это за ярмарка, держите дистанцию на две лошади, черти серые!
А Черт закусил мундштук и понес Кормяка.
Долго таскал его Черт, потом повернул - и прямо через канаву на дорогу. А дорога была обсажена низкими деревьями. Испугался Кормяк, что ему голову оторвут деревья, наклонился набок - этим боком и ударил его о дерево Черт. Упал Кормяк в канаву, а коня и след простыл.
Прибежал Черт в мыле - злой, страшный - прямо к конюшне. Двери у конюшни распахнуты, но поперек входа лежит жердь металлическая. Он согнулся в три погибели и проскочил в конюшню, сломав при этом начисто седло о жердь, так что передняя лука к задней пригнулась. Забежал к себе в станок - и стоит, отдувается.
С этого дня Черта стали бояться все новобранцы.
Ничему не научился Черт за четыре месяца: ни шагу, ни рыси, ни галопу, ни карьеру. Ни за что не мог разобрать, где левая нога, где правая.
Пришел как-то в конюшню вахмистр, посмотрел на Черта и сказал:
- Арестант ты, арестант! Отдайте его старым драгунам, пусть обломают...

IV
Старые драгуны - народ знающий, но несильный и усталый. Столько перевидали они лошадей, что устали. Им бы по домам идти, землю пахать, или на мельнице сидеть, или ремеслом заниматься, а тут изволь - объезжай лошадей. Кости у них ноют, а приходится ездить.
Скомандуют: "Все к пешему строю готовьсь - слезай!" - приходится на всем галопе соскакивать с седла.
Соскочил - сейчас же команда: "Все садись!"
Сел - опять слезай, слез - опять вскакивай, точно проклятый.
Командовал ими маленький, как пробка, и, как паук, злой эскадронный Рязанцев. Кричит тоненьким бабьим голосом:
- Драгуны, слушай мою команду!
Драгуны слушают и ругают его про себя последними словами.
Пошел Черт дурить и на глазах у эскадронного, да старый солдат уколол его шпорой и взял в повод так, что деваться некуда.
Но на барьер не пошел Черт ни за какие шпоры. Врос в землю и стоит. Драгун его шпорит - кровь бежит по брюху, сзади бьют, сбоку бьют - ни с места Черт.
Обидно стало старому солдату, и ударил он коня между ушей. Но не знал драгун Чертова нрава.
Закричал Черт от боли, встал на дыбы во весь рост и упал назад вместе с солдатом.
Если бы не успел драгун ногу из стремени выхватить - всю жизнь ходил бы калекой. Упал драгун - конь на него.
Расшиб солдата - едва подняли. А Черт встал, ухмыляется, покряхтывает и смотрит так, точно говорит: ни за что служить не буду, кого хотите сажайте.
Подошел эскадронный, взглянул ему в глаза, хотел ударить хлыстом, но Черт обнажил зубы и заскрипел ими. Испуганный эскадронный отвернулся и приказал:
- Посадить под арест на десять суток.
- За что же меня-то?! - закричал драгун.
- Не тебя, а коня...
- Как прикажете? - спросил взводный. Случай особенный: коня под арест.
- Так, на десять суток половинная мера овса и сена. Как зовут его?
- Чертом.
- Это и видно! Уберите его...
Так и у старых солдат не ужился Черт, а только под арест попал.

V
Как посидел Черт на половинном пайке - рассердился он на всех окончательно. Никого видеть не хочет, никого к себе не подпускает.
Убирает дневальный конюшню, хочет навоз вынести - так залягается Черт, что подступа нет.
Станки друг от друга отделены были дощатыми стенками. Вдребезги разбил доски Черт с обеих сторон. Подобрали доски, унесли.
Стал Черт любоваться на соседних лошадей, потом поссорился с ними, потом подрался - что ни день, жалоба на него.
Все знали, что конь хороший, а никому не поддается. Из других эскадронов приходили смотреть на него, как на диковинку. Пробовали приходить и наездники, но он затопает, заорет, глаза кровью нальет - никто его учить не согласен.
- Пока его обломаешь, он тебя три раза убьет, - говорили наездники, - дикарь, служить не хочет!
А наездники были люди первые в полку по лошадям. Никто лучше их не умел ездить. Они могли ездить и стоя, и лежа, и на руках.
Когда и наездники от Черта отреклись, взялись новобранцы его дразнить. Задразнили коня до того, что он не стал уже терпеть человеческого лица рядом. К себе никого не подпускает. Стоит только платком махнуть - бьет задними ногами до самой полки, где седло лежит. Сбросит седло, ударит его еще раза два и только тогда успокоится.
Скоро из-за Чертова нрава увели соседнюю лошадь, соединили два станка вместе и привязали жеребца на две цепи - чтобы не сорвался. Одичал Черт вконец.
Пришел раз ветеринарный врач, обошел конюшню, поругался, покашлял и увидел Черта.
Осмотрел со стороны: пороков явных нет, вид здоровый.
- Почему не в работе?!
- Да у него в характере и в голове не все хорошо, - отвечает дневальный.
- Что за чушь! - удивился доктор.
- Верно, господин доктор. Этот конь на нас обижен. Жить с нами не хочет. Не иначе как сумасшедший...
Не поверил доктор и хотел войти к Черту. Черт как ударит обеими ногами сразу, седло сверху мимо докторской головы пролетело и так близко брякнулось, что доктор побледнел, выругался и ушел.
По субботам белых драгунских лошадей выводили на двор и чистили и мыли с мылом, старательно, добела. Потом, чтобы волос блестел, протирали лошадей сухим углем, и сверкали белые лошади, что гуси. Только один Черт всегда стоял в конюшне и орал время от времени для собственного удовольствия.
Заорет, послушает свой голос: хорошо выходит, - опять орет. Ударят его метлой по спине - успокоится.
Чистили его два раза в неделю, корма давали мало, только следили, чтобы цепи были крепкие - не сорвался бы.
Неизвестно, сколько времени простоял бы он безвыходно в своей тюрьме, как вдруг разнеслась весть, что сам командир бригады будет осматривать конюшню. Тут и выпало счастье Черту приветствовать бригадного по-своему.

VI
Очень любили драгуны своего бригадного. Так любили, что, если на улице увидят его, сейчас же через забор - чтобы не попасть на глаза. Он хромал на левую ногу и потому ездить верхом не мог вовсе.
Идет бригадный по конюшне, хромает, шипит, покрикивает на солдат и на лошадей. Молчат лошади, молчат солдаты, молчат стены. Подходит к Черту, остановился.
Поразило его, что лошадь на двух цепях привязана.
- Что это за непорядок? - закричал бригадный на эскадронного. Только он закричал, Черт обернулся и закричал на генерала так, что в ушах шум пошел.
Тогда хромой закричал на Черта: - Смирно! Смирно! Смотри, на кого кричишь... На генерала кричишь!
А Черт закричал опять. Так они стояли и кричали друг на друга минуты две. Генерал выдохся, и Черт замолчал.
- Что это за беспорядок, господин эскадронный? - уже тихим голосом спрашивает генерал.
- Что это за беспорядок, вахмистр? - говорит эскадронный, обращаясь к вахмистру.
- Это особый конь, ваше превосходительство, - отвечает вахмистр, - ездить на нем нельзя, он убить человека может, никого к себе не пускает, лошадей калечит...
- Как же его кормят? - спросил генерал недоверчиво.
- Через верх кормят...
- Как через верх?
- Влезает на ту стенку - напротив - дневальный и сыплет ему в кормушку овса, и сена бросает, воду в ведре спускает...
- Что это за чушь! - закричал генерал. - А как же его чистят?
- Чистят его метлой, ваше превосходительство.
- Как метлой?
- Метлой грязь с него издали очищают, но он и метлу обкусывает. Сколько метел перепортил уже! А если б не чистили - заскоруз бы он вовсе от грязи по собственному невежеству. Упрямый очень. Служить не хочет.
- Не может быть! - закричал генерал. - Как это - служить не хочет. Я ему покажу!
Побагровел генерал и прямо, как по уставу полагается, вошел в станок и прошел к самой Чертовой морде.
Все замерли. Генерал стоит и гладит морду коню взад и вперед, а Черт хоть бы что. Так давно к нему никто не входил, что он и не знает, что ему делать. Все стоят и ждут, что дальше.
Поглядел генерал на всех победоносно и перенес руку на шею коня. Только перенес руку - вспомнил Черт свои старые обиды, тряхнул головой и стал поперек станка: ни повернуться генералу, ни выйти. Запер его Черт своим большущим телом.
Стоит генерал, прижатый к кормушке, посерел чуть, водит рукой по шее коня, а сам не знает, что делать.
Солдаты по сторонам в кулаки смеются. Влетел генерал здорово. Конь стоит тихо, а генерал все рукой по его шее водит. Стоят оба и молчат. Дурацкое положение.
Только генерал хотел уйти, конь шагнул на него и придавил опять к кормушке. Тяжело уже дышит генерал, вспотел, хоть плачь от злости, а сделать ничего не может.
И никто не знает, как ему помочь. Только он двинется, Черт возьмет и прижмет его обратно. Спину генеральскую всю вымазал о кормушку. Хотел генерал вынуть из кармана платок обтереть пот, как закричал ему вахмистр:
- Ваше превосходительство! Не тяните платка. За здоровье ваше не отвечаю.
Знали все, что, вынь генерал белый платок да махни им перед конем, - смерть ему будет. Затопчет его конь вместе с платком.
Смутился генерал, потеет, молчит, рукой уже шевелить боится. А конь рад. Поглядывает на генерала, подастся чуть в сторону и опять всем телом наедет и толкнет... До синяков набил генеральскую спину.
Никогда бы не кончилась эта сцена, если б вахмистр не подозвал солдата и шепотом не сказал бы:
- Возьми овса - засыпь ему с той стороны.
Хитер был вахмистр - старая казарменная крыса!
Как влез солдат с другой стороны на стенку да постучал меркой о кормушку - взглянул Черт туда и видит... Что за чудо?
Никогда в это время его не кормили. Да еще столько овса! Потянул он ноздрями, не обман ли? Нет, не обман. Пахнет овсом. Полез он в ту сторону и, как припал к овсу, ударив в него мордой, генерал вывалился из станка, что куль с подмокшей мукой - едва на ногах держится. Только и смог показать на Черта и, тряхнув ручкой, сказать:
- Эту скотину немедленно продать - к черту, чтоб духа не было.

VII
Вскоре после того нашли покупателя на Черта. Как узнали солдаты, что сейчас придут Черта смотреть, сбежались толпой в конюшню.
Пришел покупатель - маленький, щупленький татарин. Бородка висела у него щипаная, точно из войлока, пальтишко засаленное, руки крошечные, зато глаза широкие, что у птицы. Оглядел татарин лошадей, похвалил.
- Хорош лошак, ой, очень хорош лошак...
Подвели его к Черту и отодвинулись.
Пришел тут вахмистр, взглянул на покупателя и усмехнулся:
- Где ж тебе одному справиться, помощников поискал бы. Погибнешь с ней - это черт, а не лошадь. Гляди-ка, на цепях держится. Татарин хитро потер руки и засмеялся.
- Зачем черт? Хорош лошак. Почему продаешь? - Обошел он вокруг коня, поглядел внимательно на цепи, которыми конь был привязан, и говорит:
- Седло ему ни к чему. Зачем обижать лошак? Мы его продавать хорошему хозяину будем. Он работать будет. Посмотри, пожалуйста.
Татарин спокойно вошел в станок, снял цепи с Черта, вынул из кармана веревку. Солдаты стояли молча, затаив дыхание, как на смотру. Черт увидел веревку, тряхнул головой, переступил с ноги на ногу и почесался боком о стенку. Татарин надел ему веревку на шею, закрепил узлом и повернул Черта к выходу. Толпа дрогнула. Кто-то из дерзости помахал платком. Черт даже не поднял головы.
Татарин вывел его на двор, и только тут Черт сделал первое своевольное движение: он потянулся к траве, которой не видел уже давно. И когда татарин уводил его за ворота, изо рта Черта торчали недожеванные травины.