Без червоточинки

На лесной опушке неожиданно друг для друга встретились два охотника: слесарь прядильно-ткацкой фабрики Федор Кочерыжкин и бухгалтер той же фабрики Николай Семенович Суханов. На плече у каждого из них было ружье, за спиной рюкзачок, а около ног терлись собаки. Собаки бросились обнюхивать друг друга, завиляли хвостами.

- Герцог, ко мне! - почему-то слишком строго крикнул Суханов и неожиданно резко для своего тучного тела бросился к крупному бело-крапчатому сеттеру, схватил его за ошейник и, оттянув от другой собаки, пристегнул на поводок.

- Нора, ко мне! - скомандовал Кочерыжкин и тоже взял свою собаку на поводок.

Лишь только после этого оба сослуживца поздоровались и с минуту постояли молча, удивленные встречей. Николай Семенович снял фуражку и по привычке потер платком толстую шею и большую, блестевшую на солнце лысину.

Маленький сухонький Кочерыжкин недружелюбно смотрел на крупного Суханова, к которому у него была давняя неприязнь. Суханов, как судья охотничьих собак, на городских выставках неизменно ставил Нору последней. "Этот лысый черт оценивает мою Нору только на "посредственно". Придирается, что у ней спина не прямая да что во втором поколении по отцовской линии у Норы неизвестно происхождение. Ну и что из того? Моя собака не хуже этого Герцога, хоть он и щеголяет статью и родословная у него до десятого колена".

Суханов излишне долго протирал себе платком шею и думал: "Знал бы, так обошел бы этого Кочерыжкина. Надоел мне. Всякий раз, как встретимся, спорит, доказывает, что я неправильно судил его Нору. Только шалишь, братец, судил я строго по инструкции. Мне плевать, что у охотников только и разговору про его собаку. И умна, и чутье... Тьфу! Да разве может быть хорошее чутье у собаки, если у нее неполная родословная?! Может, предок и был у нее чистокровный, только не сеттер, а "дворянин", у которого и хозяина не было, и кормился он из помоек". Он посмотрел на Нору, с удовольствием отмечая, что и ухо у нее коротковато, и хвост обвислый.

Так встретились два охотника и поняли, что хоть каждый из них и не прочь был разойтись, но расходиться было некуда. Лесная дорога, ведущая в угодья, приписанные к обществу охотников, была здесь единственной, и обоим охотникам ничего не оставалось, как идти вместе.

"Все-таки неловко от товарища откалываться, какой он ни есть, не по-рабочему это", - думал Кочерыжкин, еле поспевая за быстроногим Сухановым, и, не сдержавшись, заговорил:

- Есть у меня местечко, целый выводок тетеревов...

- Что ж, можно за компанию, - поспешно ответил Суханов.

- Вдвоем веселее, - заметил Федор и подумал: "Заодно уж посмотрю, как работает твой хваленый Герцог".

Через полчаса они пришли на место - большую вырубку, поросшую березнячком и можжевельником. Здесь на открытых местах алело много брусники. Было не жарко. После полудня солнце не так припекало, а прошедшая над лесом тучка сбрызнула лес. На листьях, на траве, на венчиках лесных цветов переливались редкие крупные капли. Погода была как по заказу.

- Первым пошлем Герцога, - предложил Кочерыжкин.

- Не-ет, сначала посмотрим, как твоя работает, - ответил Суханов, рассчитывая посмеяться над Норой и ее хозяином.

- Сначала твой Герцог должен пойти, - отпирался Федор.

- Ладно, - снисходительно согласился Николай Семенович.

Он снял со своего пса красивый ошейник из желтой кожи, украшенный медными бляшками, и приказал искать.

Герцог

Сеттер ходил по всем правилам - челноком, обыскивая и обнюхивая траву и кусты. Охотники с заряженными ружьями шли на некотором расстоянии друг от друга. Нора сначала дергалась на поводке и мешала, но потом, видимо, поняла, что ее время еще не пришло, успокоилась, и хозяин пристегнул поводок к поясу, чтобы освободить руки для стрельбы.

Вскоре Герцог замедлил ход и, пригибаясь к земле, повел. Шагов через пять как вкопанный остановился перед можжевеловым кустом. Поза его была великолепна: стоял он поджав переднюю лапу и вытянув в одну линию голову, спину и пышный хвост. Кочерыжкин невольно залюбовался сеттером, его стойкой, подумал, что не зря собаку отметили на выставке золотой медалью. Был счастлив и горд за свою собаку и хозяин. Он осторожно подошел к ней поближе и негромко скомандовал:

- Вперед!

Однако сеттер даже не пошевелился и продолжал горделиво стоять.

"Вот это класс! Вот это держит стойку! Не спихнешь! - не выдержав, подумал Федор, и его охотничье сердце взыграло. - Значит, здоровенный тетерев засел в кусте!"

- Голубчик, вперед! - умоляюще прошептал Суханов, не сводя глаз с куста и держа ружье у плеча. Федор тоже весь напрягся от ожидания, готовый, если понадобится, "поправить" промах соседа своими выстрелами. Наконец Герцог шагнул вперед. Но из куста ничего не вылетело. Дрожа от нетерпения, сеттер обошел куст. Охотники продолжали напряженно сжимать бескурковки, ожидая, что вот-вот с шумом поднимется птица.

- Да что там, черт засел, что ли? - уже с досадой пробасил Николай Семенович.

Он подошел к кусту и ткнул в него сапогом. Ветки, шурша, закачались.

Подошел и Кочерыжкин, наклонился и старательно раздвинул рукой ветки: в середине куста были... тетеревиный помет и перья.

- Пу-усто, - с облегчением и скрытой радостью выдохнул он.

- Это простая случайность, - оправдывая оплошность своей собаки, заявил хозяин. - Второй раз не ошибется. - И, повышая голос, скомандовал: - Герцог, ищи!

Сеттер снова принялся с азартом искать. Сделал еще одну пустую стойку - по свежим тетеревиным набродам. Только в третий раз Герцог подвел к птице. Но когда тетеревенок взлетел, охотники, ожидавшие, что собака и на этот раз обманулась, сделали промахи.

Суханов был до того разозлен работой своей собаки, что, надевая ошейник, не сдержался - шлепнул ее по заду, чего прежде никогда не позволял себе. "Вот так баланс получился. Засмеют меня, - огорченно думал он. - Этот Кочерыжкин непременно всем расскажет". В душе Николая Семеновича теплилась надежда, что и Нора сработает, может быть, не лучше Герцога, и тогда положение уравнивается.

Федор ласково потрепал невысокую и невзрачную с виду Нору и с надеждой произнес:

- Ищи!

Сначала Нора заметалась, засуетилась, но потом, когда пошла по свежему тетеревиному наброду, успокоилась. Она была хорошо натаскана, неутомимо обыскивала кусты и вскоре после короткой стойки подняла черного с белым подхвостьем петуха. Суханов, стоявший недалеко от собаки, выстрелил и тут же с неожиданной для самого себя резвостью, ломая кусты, бросился к птице, поднял ее и, довольный удачным выстрелом, взглянул на соседа. И тут только заметил, что товарищ перезаряжает ружье. Лицо Суханова вытянулось:

- И ты стрелял?! А я слышал только свой выстрел.

- Бывает так, если выстрелить одновременно.

- Тогда, значит, попали оба и добыча общая.

- Бери, бери себе, - великодушно предложил Кочерыжкин, довольный работой своей собаки. - Еще добудем. Раз пошли вместе, и добычу вместе.

Принципиальный Николай Семенович что-то пробормотал в ответ - не хотел брать птицу. Но, подумав немного, махнул рукой:

- Вместе так вместе!

Охотники ходили весь вечер, добыли еще одного тетерева и уже затемно подошли к избе лесника, где обычно ночевали. Лесник звал их в избу, но они решили ужинать на свежем воздухе. Разожгли на берегу речки костер. Суханов постлал на траву газету и принялся выкладывать на нее из своего рюкзака колбасу, сыр, хлеб, сахар, баночки с горчицей, чаем и много других закусок, начиная от малосольных огурцов и кончая яблоками.

Охотники

Федор дивился - да тут целой семье на ужин! А когда сам стал выкладывать все, что припасла ему жена, оказалось, что и у него не меньше: и ватрушки с творогом, и вареные яйца, и даже банка с вареньем. Когда вскипел чай, пригласили и лесника разделить с ними ужин.

Спустя час после нескольких выпитых стопок и обильной закуски, съеденной с аппетитом, после рассказа о сегодняшней охоте Суханов и Кочерыжкин сидели в обнимку и мечтательно следили за искрами, улетавшими с дымом в ночное небо.

- А что из того, что сегодня моя собака плохо сработала! Она еще докажет свое, - басил Суханов.

Федор же толковал о наболевшем:

- Ты ж видел, Николай Семенович, как сегодня работала Нора?! - Он погладил сумку, где лежали тетерева. - Какие красавцы! Не будь Норы, пустыми бы пришли сегодня.

Суханов на это ничего не ответил. Он обиженно пожевал губами, отрезал кусок колбасы и кинул Герцогу. Тот поднялся и вежливо взял угощение.

Кочерыжкин снова отметил, как красив и статен сеттер, и невольно сказал:

- А Герцог у тебя хорош. Загляденье, а не собака!

Федор протянул товарищу сигарету, поднес спичку, потом закурил сам и просяще сказал:

- Давай, дорогой Семеныч, повяжем наших собак. Щенята пойдут у них... без единой червоточинки!

- Не могу, друг ты мой Федя. Что хочешь проси, а этого не могу, - отвечал Суханов. - Хоть и хорошо Нора работала, но, сам знаешь, того... дефекты у нее.

- Уважь, Семеныч, ради дружбы! - чуть не плачущим голосом сказал расстроенный отказом Кочерыжкин. - Щенки-то... без единой червоточинки... - бубнил он.

Сердце у Николая Семеновича дрогнуло, он разволновался, вынул платок, протер внезапно вспотевшую лысину. В его воображении представились породистые щенки, бело-крапчатые, все в Герцога, а чутьем как у Норы - идеальное потомство. Но это было только на минуту, потому что он вспомнил про родословную Норы. Из-за превосходного чутья собаки он готов был согласиться с тем, что она невзрачна, неказиста, но ведь во втором поколении по отцовской линии у нее неизвестное происхождение.

Не заговорит ли в новом потомстве голос того "неизвестного"? А родословная Герцога? Такой родословной только гордиться: без единого пятнышка, без единой червоточинки. Все документы в полном порядке. Но вот и в потомстве Герцога появится "неизвестное происхождение". Ах, Нора! Он так и представил форменную бумагу с темной, как червоточина, записью. Преклонявшийся перед силой бумаги с печатью Суханов, сам расстроенный своим отказом, сказал как можно мягче:

- Не обижайся, Федя. Видишь ли, Нора славно работает, но не могу я сделать то, что ты просишь. Что хочешь со мной делай, а не могу...

Кочерыжкин слушал, горячился, в запальчивости объявил Суханова формалистом и снова пытался доказать ему свое, говорил и про выставку собак, и про оценку... Уже догорел костер, уже ушел спать лесник, а Кочерыжкин продолжал наступать на Суханова, но все его доводы о Норе, о ее возможном потомстве разбивались о непоколебимое, как скала, упорство Николая Семеновича. Лишь за полночь охрипшие от споров об экстерьере собак, об их полевых качествах и прочих тонкостях, понятных лишь заядлым собачникам, они ушли спать на сеновал, так ни о чем и не договорившись. Суханов безмятежно храпел, а Кочерыжкин спал беспокойно, что-то бормотал и дергался во сне.