Я вырос в семье охотника и видел много хороших собак, но таких, как Диана и Лабаша, никогда не встречал. Я их купил в дачном местечке Коджоры возле Тбилиси, у вдовы знаменитого охотника. Собаки были костромской породы; их темные спины блестели, уши, ноги и головы были светло-рыжие.

Диана - поджарая, на тонких, изящных ногах, большие, тонкие уши свисали, как концы казачьего башлыка.

Лабаша - был менее приветлив и с виду несколько грубоват. Он как бы с презрением относился к чрезмерной суетливости Дианы, но с достоинством переносил от нее все обиды - когда она наступала лапой на его уши и когда после охоты отнимала у него еду.

Да, Лабаша, пожалуй, только одной ей прощал обиды, прощал все. Я не помню случая, чтобы он огрызнулся на Диану. Но других собак Лабаша не признавал. С отчаянной храбростью он нападал даже на кавказских овчарок, которых боятся не только собаки, но и опытные, старые волки. Лабаша за его строптивый характер не раз наказывали. У него клочьями висело изодранное правое ухо, он заметно прихрамывал на переднюю правую лапу, а на ребре у него виднелась длинная белая полоска - рубец от глубокой раны, нанесенной кабаном-секачом. Да, Лабаша был похож на старого рыцаря. И, казалось, гордился своими шрамами.

Разве можно было сравнить с чем-нибудь удовольствие слушать Диану и Лабаша, когда они гнали зверя? Тонкий голос Дианы звенел, как колокольчик. А Лабаша ритмично басил. Как только Диана находила след, она тотчас же начинала визжать, подавая сигналы. Лабаша же лаял только тогда, когда пускался преследовать зверя по свежему следу.

Я рассказываю о моих собаках не потому, что они являются главными героями происшествия, которое я хочу здесь описать, а просто я не могу о них вспоминать спокойно. О том же, как геройски погиб Лабаша, я расскажу потом.

Если вы не бывали в октябре под Тбилиси или в Кэхетии, вам трудно представить, что такое осень в Грузии, когда наступают безоблачные солнечные дни и теплые, очень теплые, бархатные ночи... В это время кажется, что природа словно нарочно перестает буйствовать, чтобы дать возможность людям собрать богатый урожай.

В октябре янтарем сверкают спелые гроздья винограда, на сухих стеблях висят длинные початки кукурузы. Гнутся под тяжестью сочных плодов ветви яблоневых и грушевых деревьев... Густым сиропом сочатся переспелые, сладкие плоды инжира. В воздухе пахнет медом и молодым вином...

В октябре же наступает охотничья пора. Много птиц и зверей водится в Грузии, и у каждого охотника своя страсть. Я люблю охоту на зайца с хорошими гончими. Диана и Лабаша доставляли мне немало удовольствия.

В тридцати километрах от Тбилиси есть замечательные места для охоты на зайца. Это невысокие скалистые горы, одетые мелким кустарником и низкорослыми, корявыми деревьями, главным образом дубками, дикими яблонями и орешником. Когда стоишь на одной горе, можно ясно различить все, что происходит на соседней. Всюду вьются тропинки, а по ущельям змеятся русла полувысохших мелких речушек.

Заяц будет бежать обязательно по одной из таких тропинок; поэтому охотнику легко наблюдать за движением собак и выбрать подходящее для стрельбы место.

В то утро я встал рано, чтобы еще в темноте пройти километров восемь и попасть в новое место, где еще не охотился. Говорили, что там много зайцев.

Благодаря моим собакам ко мне всегда примазывались спутники. И в это утро со мной .на новое место шел один из местных страстных охотников. Это был человек одержимый: как только наступай охотничий сезон, он готов был бросить все - и дом, и работу - только бы день и ночь бродить по лесам. Он любил моих собак и знал, что охотиться с ними - настоящее удовольствие.

Этот азартный, маленького роста человек, то забегал вперед, то шел рядом со мной и с увлечением говорил о том, какая превосходная у нас сегодня должна быть охота.

Было еще темно, когда мы почти ползком спускались по скалистой тропинке. Небо на востоке розовело, как зрелый персик. В воздухе стояла такая тишина, что за три километра было слышно журчанье маленькой горной речушки.

Место, выбранное нами для охоты, находилось в долине между горами. Здесь поблизости не было деревень из-за отсутствия годной для обработки земли. Не было видно ни одного домика. Только на горе высились разрушенные стены старинной крепости. В долине зеленел молодой, густой лес.

Солнце еще не поднялось, но уже было достаточно светло, и все вокруг - и камни, и трава, и лес - было покрыто матовым серебром утренней росы.

Я выбрал подходящее место и остановился.

Мой спутник обогнул лес и спустил собак метров за двести-триста от меня.

Не прошло и минуты, как звонкий голос Дианы разбудил спящий лес.

Не успел я поднять ружье, как раздался выстрел моего спутника, и сразу же послышался его радостный возглас. Он звал собак полюбоваться первым трофеем и прекратить преследование.

До восхода солнца мы убили трех зайцев. Двух из них застрелил мой неутомимый товарищ.

Я был доволен удачной охотой, но в то же время досадовал на то, что удачи выпадали не мне, а моему спутнику.

Когда солнце легло на горизонт, лучи его ослепили меня, и я понял, что стою на неудачном месте, так как мне трудно будет разглядеть бегущих из чащи зайцев.

Я сделал несколько шагов, чтобы переменить место, но вдруг услышал пронзительный визг Дианы, а за ним непрерывный, необычный для Лабаша лай. Я сразу понял, что собаки лают не на зайца, быстро вернулся на прежнее место и, несмотря на то, что солнце слепило мне глаза, притаился, не двигаясь и не шевелясь.

Лай приближался.

"Неужели собаки гонят волка? Возможно, - думал я. - А может быть лисицу? Но тогда они не лаяли бы с таким остервенением". В голосе Дианы слышался страх. Лабаша в интервалах между лаем необычно рычал.

Лай все приближался. Для меня уже не оставалось сомнения в том, что собаки гонят не зайца.

Я держал в руках двустволку, заряженную пятым номером дроби. Таким зарядом не убьешь крупного зверя. При мне не было ни картечи, ни крупной дроби. В этих местах они были не нужны.

У меня под ногами вилась тропинка, а между мной и опушкой была небольшая полянка, метров двадцать-тридцать. Я сидел на корточках возле куста шиповника и не отрывал взгляда от тропинки.

Собаки то и дело останавливались, а потом снова начинали лаять. "Что же это за зверь? Медведи здесь не водятся. Лет двадцать тому назад под Тбилиси был убит бенгальский тигр, забежавший сюда из Индии. Бывали случаи, что местные жители убивали спускавшихся с гор леопардов. Но кого гонят сейчас собаки?" - недоумевал я.

Я вспомнил, дня два тому назад колхозники жаловались, что нашли в лесу растерзанную корову. А до этого какой-то хищник уничтожил несколько баранов.

В этот миг на поляну выскочил пестрый, большой зверь, какого я еще никогда не видел. Почуяв человека, он остановился и уставился на меня.

Все произошло так молниеносно, что трудно было принять какое-либо решение:

"Конечно, надо отступать и дать дорогу зверю, чтобы он пробежал мимо", - успел я подумать. Но едва я сделал шаг в сторону, как зверь присел, готовясь прыгнуть вперед: отступать ему было уже поздно - собаки гнались за ним по пятам.

Я понял, что и мне отступать поздно, - надо стрелять. Я выстрелил в переносицу зверя и сразу же отскочил в сторону, зная, что раненый хищник чаще всего идет на охотника. Я оказался прав. Зверь сделал прыжок туда, где я только что стоял. Куст шиповника был разодран. По поведению моей жертвы я понял, что зверь ослеплен.

С пяти шагов я выстрелил еще раз. Заряд дроби пробил зверю лопатку. Упав на спину, он распростерся на земле.

Бесстрашный Лабаша подбежал к хищнику и схватил его за горло, но зверь ударил его лапой, разорвав морду.

На выстрел прибежал мой товарищ. И только сейчас мы поняли, что это был крупный экземпляр горной рыси.

Велика была радость колхозников, когда они увидели, как мы несли на длинной жерди убитого хищника. Долго мучился Лабаша, пока не зажила его рана под ухом.

Да, я обещал рассказать о трагическом конце Лабаша.

...Через год после этого случая я охотился в Кварельских горах Кахетии, поросших густым столетним лесом каштановых деревьев.

Мы вели комбинированную охоту с загоном: одновременно на медведя, на козу и на кабана. К вечеру возвращались в долину с хорошими трофеями.

Усталые Диана и Лабаша шли обособленно, - они не были в своре с другими собаками.

В последний раз я видел Лабаша недалеко от места нашей стоянки. Придя на базу, мы узнали, что собаки нет. Я заволновался, стал расспрашивать других охотников, но они тоже не могли сказать, где отстал Лабаша.

Я не вытерпел и, несмотря на усталость, взял ружье, электрический фонарик и отправился на поиски по той же дороге, по которой только что возвратился.

Я звал свою собаку, прислушивался, но Лабаша не подавал голоса. Ночь спал очень тревожно. Товарищи убеждали меня, в том, что собака не пропадет, что, может быть, Лабаша заночевал где-нибудь во дворе у колхозника, но я не мог успокоиться.

Рано утром я пошел в горы, намереваясь дойти до того места, где в последний раз видел пса. Часа три-четыре я бродил по лесу, до хрипоты звал собаку, но нигде не мог ее обнаружить.

Возвращаясь после бесплодных поисков домой, я встретил идущего из лесу местного охотника, который сочувственно покачал головой и сказал мне: - Ваша собака ночью погибла, - и повел меня в сторону от тропинки.

Метрах в ста шла другая дорожка, вернее, звериная тропа. На ней стоял волчий капкан. Недалеко валялась зажатая в капкан лапа моего верного пса.

Бедный Лабаша вечером попал в капкан, а ночью пришли волки. Пес долго вел неравную борьбу с ними.

Трава вокруг капкана была измята, земля изрыта, повсюду валялись клочья волчьей и собачьей шерсти: храбрый пес дорого продал свою жизнь.

Диана еще долго жила у меня. До сих пор местные охотники говорят при виде хороших собак: - Это потомки Дианы и Лабаша!