«Жара. Жара. Жара и жажда… Очень хочется пить… Пить… пить и пить… Даже муки голода не сравнятся  с чувством жажды… И еще мухи… Эти противные надоедливые твари. Лезут в глаза, нос, уши… Я ничего с ними не могу сделать. Их так много… А еще боль. Боль, боль и боль. С болью я тоже ничего не могу сделать. Ее так много, она такая сильная и беспощадная…

Я не помню, как я оказалась здесь. Уже два раза свет и темень сменяли друг друга. Уже дважды солнце хотело меня убить… Уже два раза я дрожала в темноте от холода. Уже третий раз солнце хочет сжечь меня. Оно белое, горячее и нещадное. А вокруг сухая трава, потрескавшаяся земля и мусор. Много мусора. Сильно воняет бензином и машинным маслом. Где-то шум проходящих машин, голоса, голоса… А может быть, мне все это только чудится?

Нет, не чудится. Боль становится меньше, голода как будто бы и нет… Только мучительно хочется пить. Все время хочется пить… И мухи. Проклятые мухи. Жирные, наглые… Их все больше и больше. Я не могу даже пошевелиться, чтобы отогнать их, не могу облизать свои раны, в которых ползают черви…»

            - Ты мне хотел показать ее?

- Ну, да. Третий день тут валяется. Уже вся в червях. Не знаю, что делать? Мучается…

- Может, пристрелить?

- Ружья у меня нет. Только лом, или лопата. Но рука не поднимается.

- Знаешь, если до утра сама не сдохнет, по-моему, лучше закопать. Все мучений меньше. Завтра возьмем лопату, а там… видно будет. Пошли.

           «Я не поняла, о чем они говорили, лучше бы дали воды… Боль уходит. Медленно, но уходит. Даже мухи и черви досаждают уже не так сильно. Что с моими детенышами? Найдет их кто-нибудь, или нет? Накормит ли? Молоко у меня еще течет, но его все меньше и меньше… А они меня ждут. Плачут. Но я не могу к вам прийти, накормить, согреть… Я ухожу в Страну Вечной Охоты. Я увижу вас там. Накормлю, обогрею… Скорей бы. Я уже не вижу солнца, только один туман. Белый и яркий. Я на пути в Страну Вечной Охоты!»

- Вот она! Вот!

- Ничего себе! Да, сторожа не соврали. От нее уже смердит! А мух сколько! Посмотри, она же вся в червях! 

- Собачечка… собакулечка… Смотри, смотри! Она еще живая! Голову поднимает…

Молодая женщина стояла на коленях перед существом, которое уже трудно было назвать собакой, и осторожно гладила ее по голове. В глазах собаки уже не было даже страдания. В них стоял вопрос: «Что вам от меня нужно? Может, дадите воды? Может, поможете быстрей уйти в Страну Вечной Охоты?» Медленно, очень медленно пересохшим, потрескавшимся языком собака лизнула руку Человека.

- Петя, надо что-то делать! Давай ее спасать! Ты же мужчина, придумай что-нибудь!

- Что тут придумывать. Ее, в самом деле, надо пристрелить, чтобы не мучалась. Ружье у меня есть… Можно, конечно, к Паше отвезти. Вот уж обрадуется!..

- Звони ему!

Мобильник долго не отвечал. Потом состоялся короткий разговор. Из отрывочных фраз Пети ничего не возможно было понять.

- Ну? Ну, что? Говори!

- Паши нету. Он в Литве, читает какие-то лекции. Будет через три дня. Сказал, везите в госпиталь, врачи посмотрят, разберутся. Если еще можно, помогут.

- Что ты стоишь? Иди за машиной! Я буду здесь!

Стирая со щек поплывшую от слез тушь, она продолжала гладить собаку, в которой еще теплились остатки жизни…

           «Я  не знаю, чего от меня хотят эти Люди. От меня отогнали проклятых мух, положили на подстилку, перенесли в машину… Боли уже не было. Меня куда-то везли. Сквозь пелену тумана, я слышала непонятный разговор.

- Откуда она там взялась?

- Я думаю, что она родила щенков в лесу, видишь, сиськи большие, еще даже с молоком, а кормиться ходила  в дачный поселок через трассу. Ее сбила машина, кто-то сбросил ее с дороги в кювет, потому, что была еще живая. Там ее и нашли сторожа. Дальше ты уже сама все знаешь. Пусть ее в госпитале посмотрят и решат, можно ли ее лечить, или лучше усыпить сразу.

В машине, конечно, лучше, чем в канаве. Куда меня везут? Чего от меня хотят? Лучше бы дали воды! Пить хочется ужасно!»

В госпитале ее уже ждали.

«Чего хотят от меня эти люди? Все меня щупают, трогают, носят по кабинетам, что-то со мной делают, постоянно говорят что-то не понятное. В конце концов, присоединили ко мне какие-то трубки, бутылки… Что происходит? Ничего не понятно! Но, главное, после всего этого дали воды. Много, очень много воды! Я пила не останавливаясь, наверное, целую вечность! А, может быть, две, или три вечности! Туман начал развеиваться. Он уходил медленно, но неуклонно. Вокруг меня были другие собаки, к которым тоже были присоединены трубки, бутылки и бутылочки. Были люди. Много людей, которые все время подходили ко мне, трогали меня,  щупали и все время говорили. Говорили много и непонятно. Потом меня отнесли в другую комнату, где очень противно пахло, положили под маленькое, не жаркое солнце, промыли мои раны, убрали противных, копошащихся червей и замотали меня какими-то белыми, длинными тряпками, которые тоже очень неприятно пахли. Потом меня оставили в покое, я заснула. Мне уже давно не было так хорошо и спокойно. Я спала и видела сон. Мои детеныши бегают по лужайке в Стране Вечной Охоты. Они веселые, уже подросшие и очень красивые. С ними бегают и играют еще много таких же веселых щенков, котят, крысят, ежат и других детишек, которых я никогда не видела. Я хочу поиграть с ними, но меня не пускает на лужайку какая-то сила… Мои детки на меня не смотрят, они заняты своей игрой. Я зову их, но они меня не слышат… А я ухожу от них все дальше и дальше… Но мне не грустно. Мне не больно. Я рада за них. За всех… Я сплю, сплю, сплю…»

- Петр Николаевич, собака, которую Вы привезли, сейчас находится в крайне тяжелом состоянии, но, к счастью, не безнадежном. Мы сделали  все обследования, которые говорят о том, что за ее жизнь еще можно бороться. Раны очень тяжелые, инфицированные и требуют очень длительного лечения. У нее наполовину стерты кости лучезапястных суставов, левого плече-лопаточного и правого коленного суставов. Но с этим мы сможем справиться. Более серьезной проблемой может стать то, что у нее полностью отсутствуют чувствительность и движения  в передних и задних конечностях, что свидетельствует о повреждении спинного мозга. Рентгенологические исследования говорят о том, что перелома позвоночника нет, а это вселяет надежду. Скорее всего, это ушиб спинного мозга, усугубленный травматическим и дегидратационным шоком, то есть крайней степенью обезвоживания. Нам необходимо некоторое время для того, чтобы разобраться в ситуации более тщательно, вывести ее из шокового состояния и стабилизировать жизненно важные функции. Только после этого можно говорить о каких-либо прогнозах, как ее дальнейшей жизни, так и функционального состояния внутренних органов и скелетно-мышечной системы. Пока будем бороться!

- Что я могу сказать? Если есть хоть какая-то надежда – боритесь! Я постараюсь найти для нее хозяина. Пусть только выживет! К себе забрать я ее не смогу, потому, что у меня уже пять подобранных собак и еще столько же я просто подкармливаю. Очень надеюсь на  вас и ваш профессионализм!

«Мне, наверное, повезло. Причем, очень повезло! Мне здесь хорошо: кормят, поят. Воды дают столько, что и выпить то ее всю не возможно! Шевелиться я еще не могу, но еду и воду подносят прямо к носу! Когда такое было! Сколько мне приходилось выпрашивать, сколько унижаться, по помойкам рыться, чтобы хоть кусочек съестного найти! А теперь! Ну, чисто барыня! Все принесут, все унесут, погладят, да еще и подмоют! Ну, не повезло ли?

Червей у меня уже нет. Все время моют и чистят мои раны, заматывают какими-то белыми полосками. Хоть они и дурно пахнут, но все лучше, чем черви! Постоянно тыкают в меня какими-то иголками (они называют это инъекциями), подсоединяют ко мне какие-то бутылочки (они называют это капельницами), стучат по мне руками, щипают и дергают мои лапы (они называют это массажем). Это, конечно, очень неприятно, а иногда даже больно, но разве эта боль может сравниться с той, которая была у меня раньше? Пусть их! Лишь бы кормили и поили! С этим у них, слава Собачьему богу, все хорошо. Массаж массажем, а пайка по распорядку!»

«Вчера, смех да и только (!), стоит предо мною человек и постоянно повторяет: «Дульсинея, Дульсинея!» Это кто Дульсинея? Я, что-ли?  Это кому же в голову такое пришло? Дуль-си-не-я! Выговорить невозможно. А уж запомнить!?

Да, приехал еще кто-то, видать важный. Все называют его «Шефом». Тоже,  как и все, долго щупал меня, щипал, стукал каким-то молоточком, смотрел на раны. Потом сказал что-то непонятное: «Готовьте ее, через два-три дня будем оперировать». И ушел. Что это значит?

А пока у меня все нормально: еду и воду носят – ешь не хочу! Рядом много всяких собак и кошек. Познакомиться с ними не могу. Самой пока еще не очень хочется, да и они не очень разговорчивые. Лежат себе и лежат. Все в трубках, вокруг бутылочки. Ну, и пусть себе лежат».

«Сегодня снова приходил тот, которого называют «Шефом». Осмотрел меня, ощупал. Снова сказал непонятное слово: «Будем оперировать!». Еды мне не давали, миску с водой не приносили. Кошмар! Где же гуманизм?! Отнесли меня снова в комнату с маленьким солнцем… Столпились вокруг меня, что-то долго обсуждали… Что было дальше, я уже не помню».

«Я снова в тумане. Только он уже другой – серый и вязкий. Противный. Снова боль, но далекая какая-то, тупая. Осматриваюсь. Вся в каких-то повязках, на лапе тяжелая штука, пахнет мелом. Что за дела? Шевелиться по-прежнему не могу. Лапы и тело не слушаются. Снова вокруг какие-то трубки, баночки… Что происходит?

Опять приходил Шеф. Опять сказал что-то не понятное: «Первый этап выдержала. Готовьте ее к следующим». Что бы это значило?»

«Прошло много дней. Я не знаю сколько. Большую половину из них я провела в тумане. Сером и липком. Как только один туман рассеивался, меня тут же тащили в комнату с маленьким солнцем (я уже знаю, что это операционная), и меня накрывала новая волна серого тумана. Я не знаю, сколько раз это было. Зато теперь я знаю, кто такой Шеф, и что значили его слова. Это постоянная тупая боль и серый, липкий туман. Это постоянные перевязки (я уже знаю это слово), это уколы, капельницы, массажи и боль, боль, боль. Передние лапы меня уже слушаются хорошо. Даже тяжелые штуки, пахнущие мелом, мне мешают не очень сильно. Задние лапы тоже начали слушаться, но еще не очень хорошо. Ходить я еще не могу, хотя очень хочется. 

Сны мне снятся, но уже другие. Во сне я здоровая и веселая, такая же, как и раньше. Я бегаю со своими подружками по лесу, по дорогам, по большому лугу… Мы все время играем, нам хорошо… Мои щеночки из Страны Вечной Охоты ко мне больше не приходили. Они меня уже забыли… А, может, они меня даже еще не знали?

Меня каждый день смотрит Шеф. Все время меня трогает, щупает, стучит молоточком, колит. А потом гладит. Руки у него добрые, ласковые. Называет меня «Дуся». Это уже понятно.  «Дуся» – звучит хорошо, даже красиво. Я поняла, что Дуся – это я. Ну, что же, мне нравится».

« Шеф человек в принципе не плохой, наверное, даже добрый. Но когда он говорит: «Готовьте ее к операции!», как же я его ненавижу! Как мне хочется дотянуться до него и цапнуть за руку! Я знаю, что после этого снова будет боль и противный липкий туман. Когда же он успокоится! Изверг! Злой Собачий ангел! Что ему еще от меня нужно? Лапы мои уже шевелятся, раны заживают. Ходить я, правда, еще не могу. Но еды и воды мне дают столько, сколько я захочу. Скорей бы он перестал меня мучить!».

«Все! Все!! Все!!! Наконец-то! Я своими ушами слышала, как Шеф сказал, что оперировать меня больше не будут!!! Что мои дела идут на поправку! Что теперь меня нужно хорошо кормить (!!!), поить (!!), и еще – осуществлять уход и мотивацию(!).    

Ура! ура! УРА!!! Все-таки Шеф хороший мужик, понимающий. Спасибочки ему, спасибочки наше! 

А вокруг собаки, кошки! Вот теперь я с ними познакомлюсь! Вот теперь поговорю! Вот житуха!».

«Нет, все-таки этот Шеф изувер, гад, изверг! Теперь я поняла, что значит «уход и мотивация». Еду мне теперь не приносят. Миску ставят в другом углу комнаты и говорят: «Ну, давай! Вперед! Возьми!». Что значит «Возьми!»? Ходить-то я не могу! Ползти к миске через всю комнату на глазах у всех котов! Это вам как?! «Мотивация»! Чтоб вас всех бешеный пес погрыз!

Главное, что когда я начинаю возмущаться, лаять и рычать (не поверите!) – миску убирают совсем! Но когда я плачу, скулю, жалуюсь на тяжелую собачью долю – миску с едой подвигают ко мне поближе. Правда, плакать нужно так, чтобы на улице было слышно, а у медсестры у самой слезы на глаза наворачивались! Иначе бесполезно. 

Ну, Шеф! Ну, мотивация!».

«Пару-тройку дней я с медсестрами и врачами повоевала. Не обошлось без потерь с обеих сторон. У меня голос стал сиплым, а у них болели уши.

После этого пришел Шеф и сказал: «Давайте попробуем учить ее ходить в гамачке». Шеф ушел. Зато я пришла в полный ужас!

Боже, Собачий мой боже! Собачья моя матерь! Если вы есть, спасите меня, сохраните, помогите! Уберегите меня от Шефа и его придумок! Дайте умереть спокойно! Пожалуйста!».

«Спасибо моему Собачьему богу и Собачьей матери! Низкий им поклон! Уберегли. 

Этот гамачок не такая уж смертельная штука. Попробую описать его. Это как ящик на колесах, только без стенок и дна. Вместо дна мягкая подстилка, на которую меня кладут животом. Лапы достают до пола. Я не падаю, а если двигаю лапами, то могу передвигаться по комнате! 

«Мотивация» осталась (чтоб ее!). Зато теперь (спасибо Шефу!), мне не нужно ползти на животе к миске с едой на глазах у всех котов! Я теперь могу дошагать к ней почти, как леди!».

«Слушайте! У меня все получается! Я уже хожу без гамачка! Мне не надо выпрашивать еду! Я могу сама подойти к миске! Где бы она не стояла!

Вчера я уже гуляла  во дворе! Правда, по лестнице я еще сама ходить не могу, меня носят на руках. Но я видела солнце! Я видела небо! Я видела деревья! Какое счастье!».

«Вы не поверите. Нет, этому никто не поверит. Мне даже страшно об этом говорить. Боюсь сглазить…

Я теперь живу у Шефа. Он готовит мне еду. Варит кашу с мясом. Утром и вечером. Свежую. Я не забыла, что такое мотивация. Если он опаздывает с раздачей еды, я его кусаю. Нет, не сильно. Ну, что вы. Разве это можно? Так, тихонько, чтобы напомнить о себе. Он нормальный мужик. Играет со мной, ласкает. Правда, иногда может и поругать. Это в тех случаях, когда я уже не выдерживаю и, извините, «хожу» в доме. С другой стороны, нечего и мое терпенье испытывать! Здоровая собака не сможет дождаться, если ее хозяин будет выводить после работы в двенадцать часов ночи! А уж я, вся порезанная и израненная! Извините! Приезжайте с работы, как все нормальные люди, пораньше!

Ну, ладно. Это я отвлеклась. Мне у Шефа хорошо. У него еще пять собак. Мы подружились. Не деремся. Самое смешное, что многие из них тоже хромают-ковыляют, как и я. У каждой из них своя НЕПРОСТАЯ СОБАЧЬЯ ИСТОРИЯ.

Как-нибудь я вам о них расскажу».