Был июль — закрытый для охоты месяц. Я отдыхал в таежной деревушке на Уральском хребте. У Авдея Мироныча Лопатина, где я квартировал, было четыре вогульских лайки.
Летом Авдей заведовал колхозной пасекой, зимой командовал бригадой промысловых охотников. Хозяйка Пелагея Ниловна, добродушная толстуха с двойным подбородком, возглавляла бригаду огородников. К удивлению моему, я узнал, что в зимний сезон Пелагея тоже берет иногда ружьишко, идет в лес добывать белку.
Зимой собаки работали с полной нагрузкой, а летом отдыхали.
Старая Дамка и два ее трехлетних сына — Пыжик и Серко, статные собаки, похожие на волков, лениво бродили по усадьбе, грелись на солнышке, ловили друг у друга блох.
Тюхе, младшему сыну Дамки, исполнилось девять месяцев. Это был нескладный, голенастый щенок с широкой грудью, могучими лапами. Он умел отпирать любую дверь, проникал в кухню, в погреб: опрокидывал горшки с молоком и сметаной, лакал хозяйские щи, холодец, подметал жареное и пареное.
Пелагея Ниловна выходила из себя от Тюхиных проказ.
—    Наказание господне! — ворчала она.— Черт бы взял эту собачку!
—    Ничего,— говорил, добродушно улыбаясь, хозяин.—Ежели собака вялая дома, от нее и на промысле толку мало. Озорная же себя оправдает. Я в Тюху верю!
Тюха скучал и томился. Старшие братья не хотели с ним играть. Позавтракав из корыта, он убегал в лес. Пелагея Ниловна притворно покрикивала ему вслед:
—Тюха! Сидел бы дома. Тебя, несмышленого, зайцы затопчут!
Он задорно гавкал в ответ: «Я их сам затопчу! Я им пазанки оторву, косоглазым!»
Тюха облаивал белок, бурундуков. Авдей Мироныч к «практике» щенка относился поощрительно: «Пущай привыкает».
Иные дни Тюхе перепадало что-то в тайге. Он прибегал со вздутыми боками, тяжело сопя, и не глядел на овсянку в корыте.
Я подозревал, что пес лакомится нелетными рябчиками, глухарятами-поршками. В этом краю, где изобилие днчи, на собачьи шалости не обращают внимания. Мародерами, вроде Тюхи, даже гордятся: «Его и кормить не надо. Сам добывает!»
Однажды Тюха прибежал из тайги в полдень, чего никогда не случалось. Он как-то странно вертелся возле своей матери, умильно брехал, повизгивал. Дамка строго глядела на него, тоже тявкала. Пыжик и Серко стояли рядом, прислушиваясь, изредка взлаивали.
Я наблюдал за собаками. Казалось, Тюха докладывал о чем-то весьма значительном, а мать и братья не особенно верят ему, выведывают дополнительные подробности.
Раза два Тюха порывался бежать со двора, как бы приглашая за собою мать и братьев. Дамка рычала. Пыжик и Серко, рванувшиеся было за щенком, покорно останавливались. Тюха снова начинал тявкать, юлить.
Должно быть, он убедил Дамку. Она как-то по-особен-ному рыкнула, и все четыре собаки галопом помчались в тайгу. Тюха бежал впереди.
Скоро из лесу донесся лай. Звонкое «сопрано» Дамки сливалось с гулкими басами ее сыновей. Тюха захлебывался от азарта, ломкий басок его переходил в истошный щенячий визг.
Авдей вышел на крыльцо, прислушался, погладил рыжую бороду и сказал: — На зверя!
Он проворно сбегал в амбар, сунул в двустволку патроны с «жаканами», пристегнул к поясу охотничий нож, надел патронташ, пошагал в тайгу. Я взял ружье и пошел за ним.
Пелагея Ниловна полола в огороде капусту.
— И вас Тюха взбаламутил? — засмеялась она.— Не ходите, мужики. На куницу, поди, лают. Куниц-то не время еще бить.
Авдей махнул рукой, прибавил шагу.
Лай был серьезный, подогревал нас обоих. Мы уже не шли, а бежали, прыгая через валежины и мелкие кусты.
На поляне лежал дохлый медведь с вырванным боком. Прислонившись задом к медведю, сидела росомаха. Собаки не нападали на росомаху, но и не давали ей тронуться с места.
Я сразу отгадал стратегию Дамки. Вчетвером лайки, хорошо притравленные на зверя, одолели бы росомаху. Но ведь и она могла их поцарапать в схватке. Особенно молодого, неопытного Тюху. Дамка, искушенная в охотничьих делах, сообразила, что сегодня нет нужды рисковать. Надо вызвать хозяина. Пусть заговорит ружье!
И оно заговорило. Авдей с ходу ударил по росомахе «жаканом», снес ей череп. Тюха будто ждал выстрела. Он прыгнул и впился в горло росомахе. Мы едва оттащили собаку от мертвого зверя. Дамка слизывала теплую кровь с головы росомахи, ласково-поощряющим взглядом смотрела на младшего сына.
Когда привезли в деревню добычу, я высказал хозяину свои соображения о собачьем разговоре. Авдей Мироныч сказал:
—    А что думаете? Они во как понимают друг друга! Нынешний случай возьмем. Медведь подох, должно, от старости. К свежей туше подкатила росомаха, давай жрать. Тюха это узрил. Нападать одному несподручно и оставить без внимания зверя нельзя: не порядок! Он и припылил за подмогой. Не обскажи он, в чем суть, разве бы Дамка побежала за ним в тайгу? Ни в жисть!
Вечером хозяин растянул на пялах медвежью и росомашью шкуры. Мясо зверей засолили на корм собакам. Пелагея Ниловна, очень довольная, распустила на двойном подбородке сияние улыбки, сказала:
—    Вот вам и Тюха!